Дед и кубики
У деда был тайный способ работы с красками, которого он то ли
стеснялся, то ли не хотел никому говорить – это было единственное, что он держал в секрете. Когда я был маленький, меня это очень забавляло, я думал, что дедушка, вместо того чтобы работать, играет. У него было несколько кубиков и коробочка с бумажками, на которых были написаны разные слова, и иногда он отрывался от живописи и кидал эти кубики. Я никак не мог понять смысл этой игры. Как-то раз я попробовал посмотреть коробку, а дед отобрал ее у меня со словами: «Не лезь!» Потом мне все же удалось разглядеть, что он делает. Он долго пользовался этим приемом. Когда дед занимался абстракцией
или писал какие-то картины не с натуры, он начинал рисовать, а потом брал и выкидывал кубики с цветом: например, выпадал желтый цвет, и он красил желтым, потом замечал какое-то свободное место на картине, ему выпал, например, фиолетовый – он красил его фиолетовым. Получается, судьба ему cлучайно давала цветовую гамму, а уже потом он в ней начинал работать. Конечно, он часто мухлевал и перебрасывал кубики, но ему необходим был внешний источник, который задавал бы свою реальность. Не всегда у деда был эскиз, иногда он просто выкидывал кубики и понимал, как это может быть использовано. Он не тупо следовал игре, ему просто нужен был внешний ограничитель. Вообще, дед всегда говорил, что, чтобы сделать какое-то упражнение, нужна тяжесть, нужно что-то преодолеть. Художник часто оказывается в безвоздушном пространстве, где можно рисовать, что хочешь: яркие краски, тонкие кисти – это первая дорога к пошлятине. Художник
начинает делать красивенько, но настоящая красота рождается в бою. Поэтому он всегда говорил, что нужна либо натура, с которой художник ищет взаимоотношения, либо какой-то внешний ограничитель. Например, он часто брал очень неудобные кисти или неудобные инструменты для рисования, щепку или палочку, которая быстро сохла, и ее нужно было постоянно макать в краску, но в этом неудобстве рождалось сопротивление материалов, в итоге получались очень выразительные вещи. Дед очень любил кляксы. Капнет кляксу и думает: «А может, изменить первоначальной замысел и сделать что-то из этой кляксы?» Бывало, эти кляксы или сопротивление, будь то облом палочки или что-то еще, рождали новые идеи, более выразительные, на его
взгляд. Когда что-то шло не так, дед даже радовался, думая, что, быть может, это указание свыше. Он говорил, что, когда человек работает полностью на воображении и у него нет преград, получается низкий полет, потому что, чтобы подпрыгнуть, нужно оттолкнуться. И вот когда он работал с абстракцией или с картинами, рожденными его воображением, он обязательно использовал случайное выпадение цветов, форм, либо неудобный материал, чтобы в случайных линиях и пятнах рождались новые открытия. Дед привил мне эту любовь к случайности. Случайность – лучший друг художника, нельзя навязывать свою волю материалу, надо его чувствовать и понимать – это очень
тонкая парная работа. Такой материал, как компьютер, очень опасен, там нет сопротивления, а это первый шаг к пошлятине. Вот такая игра в кубики.
стеснялся, то ли не хотел никому говорить – это было единственное, что он держал в секрете. Когда я был маленький, меня это очень забавляло, я думал, что дедушка, вместо того чтобы работать, играет. У него было несколько кубиков и коробочка с бумажками, на которых были написаны разные слова, и иногда он отрывался от живописи и кидал эти кубики. Я никак не мог понять смысл этой игры. Как-то раз я попробовал посмотреть коробку, а дед отобрал ее у меня со словами: «Не лезь!» Потом мне все же удалось разглядеть, что он делает. Он долго пользовался этим приемом. Когда дед занимался абстракцией
или писал какие-то картины не с натуры, он начинал рисовать, а потом брал и выкидывал кубики с цветом: например, выпадал желтый цвет, и он красил желтым, потом замечал какое-то свободное место на картине, ему выпал, например, фиолетовый – он красил его фиолетовым. Получается, судьба ему cлучайно давала цветовую гамму, а уже потом он в ней начинал работать. Конечно, он часто мухлевал и перебрасывал кубики, но ему необходим был внешний источник, который задавал бы свою реальность. Не всегда у деда был эскиз, иногда он просто выкидывал кубики и понимал, как это может быть использовано. Он не тупо следовал игре, ему просто нужен был внешний ограничитель. Вообще, дед всегда говорил, что, чтобы сделать какое-то упражнение, нужна тяжесть, нужно что-то преодолеть. Художник часто оказывается в безвоздушном пространстве, где можно рисовать, что хочешь: яркие краски, тонкие кисти – это первая дорога к пошлятине. Художник
начинает делать красивенько, но настоящая красота рождается в бою. Поэтому он всегда говорил, что нужна либо натура, с которой художник ищет взаимоотношения, либо какой-то внешний ограничитель. Например, он часто брал очень неудобные кисти или неудобные инструменты для рисования, щепку или палочку, которая быстро сохла, и ее нужно было постоянно макать в краску, но в этом неудобстве рождалось сопротивление материалов, в итоге получались очень выразительные вещи. Дед очень любил кляксы. Капнет кляксу и думает: «А может, изменить первоначальной замысел и сделать что-то из этой кляксы?» Бывало, эти кляксы или сопротивление, будь то облом палочки или что-то еще, рождали новые идеи, более выразительные, на его
взгляд. Когда что-то шло не так, дед даже радовался, думая, что, быть может, это указание свыше. Он говорил, что, когда человек работает полностью на воображении и у него нет преград, получается низкий полет, потому что, чтобы подпрыгнуть, нужно оттолкнуться. И вот когда он работал с абстракцией или с картинами, рожденными его воображением, он обязательно использовал случайное выпадение цветов, форм, либо неудобный материал, чтобы в случайных линиях и пятнах рождались новые открытия. Дед привил мне эту любовь к случайности. Случайность – лучший друг художника, нельзя навязывать свою волю материалу, надо его чувствовать и понимать – это очень
тонкая парная работа. Такой материал, как компьютер, очень опасен, там нет сопротивления, а это первый шаг к пошлятине. Вот такая игра в кубики.